Историческая славистика в Санкт-Петербургском университете
Если говорить об исторической славистике, и при этом оставить в стороне тру¬ды Ломоносова и других ученых XVIII — начала XIX в., то за условную точку отсчета может быть взят Университетский устав 1835 г., которым было предписано учреждение в университетах кафедр истории и литературы славянских наречий. Особо здесь хотелось бы отметить тот факт, что инициатором этого нововведения выступил историко-филологический факультет нашего Университета (по то¬му же уставу 1835 г. переименованный в Первое отделение фило¬софского факультета—правда, в скором времени вернется старое название).
Новую кафедру по рекомендации Совета Университета занял Петр Иванович Прейс (1810-1846), ученик А. X. Востокова, одного из основоположников отечественного славяноведения. Вступлению его в должность предшествовала длительная заграничная коман¬дировка, накануне которой он более полугода изучал древнеславянские памятники в Публичной библиотеке. В 1839 г. Прейс отправился в путешествие по славянским землям. За три года он побывал в польских, чешских, западнобалканских землях, в Вене занимался у В. Караджича и В. Копитара и т. д. По возвращении тщательно разработал планы будущих исторических и филологических курсов, а с 1843 г. приступил к их чтению.
Преемником рано умершего Прейса стал приглашенный из Харькова Измаил Иванович Срезневский (1812-1880).
К тому времени он уже был доктором славяно-русской филологии (первым в России получив эту ученую степень), автором ряда филологических и исторических трудов («Исторический очерк сербо-лужицкой литературы», «Очерк книгопечатания в Болгарии» и др.), поддерживал тесные связи с виднейшими славистами Европы (П. Шафариком, Я. Колларом и др.). В круг его интересов на¬ряду со многим другим входили история и этнография Украины. За долгие годы своей работы в Петербургском университете (1847-1880) Срезневский опубликовал множество исследований. Для характеристики уровня его преподавательской деятельности достаточно сказать, что у него учились такие выдающиеся слависты, как А. Н. Пыпин, В. И. Ламанский, В. В. Макушев, В. А. Бильбасов, И. А. Бодуэн де Куртенэ и др.
Желая сосредоточиться на филологических изысканиях (к то¬му же будучи с 1859 по 1880 г. обремененным обязанностями де¬кана историко-филологического факультета и деятельно участвуя в делах Отделения русского языка и словесности Академии наук), Срезневский в 1865 г. испросил для своей кафедры славянской филологии должность доцента (адъюнкта). Пригласил он на это место В. И. Ламанского, возложив на него ведение прежде всего исторических дисциплин.
Владимир Иванович Ламанский (1833-1914)
окончил Петербургский университет за 9 лет до того (в 1854 г.). Работал в Публичной библиотеке, в архиве Министерства иностранных дел. Довольно продолжительная (1862-1864 гг.) поездка по странам Европы позволила ему установить контакты со многими европейскими учеными и поработать в ряде архивов (особенно плодотворными были разыскания в Венеции). Вернувшись на историко-филологический факультет уже в качестве преподавателя, он много и упорно работал. Защитив в 1871 г. диссертацию «Об историческом изучении греко-славянского мира», Ламанский стал доктором славянской филологии. Тогда же занял место экстраординарного профессора, а вскоре — ординарного. Его, консерватора и ярого славянофила, отстаивавшего идеи панславизма, высмеивали журналисты, его фантастические идеи насчет былого расселения славян чуть ли не по всей Европе и далеко за ее пределами получили признание только в конце XX в. у сторонников «новой хронологии» акад. А. Т. Фоменко. Тем не менее, современники по праву чтили Ламанского как талантливого исследователя и педагога.
К 40-летию его научной деятельности вышел «Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского» (СПб., 1905). Книга интересна помимо прочего тем, что позволяет наглядно судить об уровне школы Ламанского, из которой вышли такие ученые, как К. Я. Грот, Т. Д. Фортинский, Н. В. Ястребов, С. Л. Пташицкий...
Как всегда, сложно бывает строго расписать, кто чей ученик. К примеру, чей питомец Ф. И. Успенский — только лишь Ламанского? С не меньшим основанием его можно счесть учеником византиниста В. Г. Васильевского. В. В. Макушев, окончивший Университет в 1860 г., т.е. задолго до появления там Ламанского, тем не менее, числил его своим учителем. Далеко не все ученики Ламанского разделяли политические и научные воззрения своего наставника, хотя, надо сказать, большинство из них тоже не поддавались либеральным веяниям.
При всех оговорках нельзя не признать, что историко-филологическому направлению в петербургской славистике, возглавляемому Ламанским, к началу XX в. принадлежало видное место в отечественной науке. А им, этим направлением, славяноведение в стенах Петербургского университета не исчерпывалось.
Значительный след в отечественном славяноведении оставил выпускник Петербургского университета, литературовед, этнограф, археограф, славист Александр Николаевич Пыпин (1833— 1904).
После окончания Университета в 1853 г. и успешной защиты магистерской диссертации в 1857 г., за которую он был удостоен премии, Пыпин был командирован за границу для приготовления к профессорскому званию.
Его деятельность в должности экстраординарного профессора кафедры всеобщей истории литературы Петербургского университета, которую он занял в 1860 г., оказалась недолгой. В знак протеста против правительственной политики в отношении студенчества в 1861 г. Пыпин подал в отставку, с тех пор полностью посвятив себя литературной и научной деятельности вне стен Университета. Он активно сотрудничал с журналами «Вестник Европы», «Отечественные записки» и др.
Перу Пыпина принадлежит огромное количество работ по русской и зарубежной истории и филологии, по истории литературы южных и западных славян в частности. Широкую известность ему принес написанный в соавторстве с В. Д. Спасовичем капитальный труд «Обзор истории славянских литератур» (1865), который во втором, значительно расширенном издании получил название «История славянских литератур». В ней впервые у нас была достаточно систематично изложена история литературы болгарского, сербского, чешского и других славянских народов с древнейших времен до эпохи Национального возрождения. На страницах многочисленных публикаций Пыпин отстаивал собственное видение славянского вопроса, не разделяя идеи славянофильства и панславизма, но одобряя сближение между славянскими народами (цикл статей «Панславизм в прошлом и настоящем» и др.). Особое внимание в своих славистических занятиях Пыпин уделял истории отечественного славяноведения, которую рассматривал в контексте общественного и культурного развития России («Польский вопрос в русской литературе» и др.).
С именем Николая Ивановича Кареева (1850-1931),
историка, философа, социолога, связана особая страница в истории исторической славистики в Петербургском университете конца XIX — начала XX в. Со студенческой скамьи занимаясь историей Западной Европы (и блестяще защитив магистерскую диссертацию по теме «Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней чет¬верти XVIII века»), Кареев внес большой вклад и в отечественную полонистику. К истории Польши он обратился еще в бытность свою профессором в Варшавском университете (1879-1885 гг.). Начав с цикла «Польских писем», которые регулярно публиковались в «Русской мысли», пока их автор служил в Варшаве, в дальнейшем, уже после переезда в Петербург, Кареев публикует монографические исследования по польской тематике: «Очерк истории реформационного движения и католической реакции в Польше» (1886), «Падение Польши в исторической литературе» (1888), «Исторический очерк польского сейма» (1888), «Польские реформы XVIII в.» (1890) и др.
В дальнейшем, постепенно отходя от занятий славянской тематикой, Кареев в то же время немало делал для популяризации истории славяно-балканского региона. Так, в выходившую под его и В. И. Лучицкого началом серию «История Европы по эпохам и странам в средние века и новое время», которая в начале XX века пользовалась большой популярностью, редакторы позаботились включить очерки истории не только славянских стран — Сербии, Болгарии, но и вовсе мало у нас изучаемых Румынии и Венгрии.
Революционный подъем, резко изменивший ситуацию и в науке, оказался, как известно, малоблагоприятным для славистики. Она — вместе с византиноведением — в глазах революционно настроенных кругов общества выглядела самой ретроградной, враждебной но¬вым порядкам отраслью исторических знаний. Некоторые из славистов вынужденно отошли от науки, некоторые — эмигрировали. В числе самых болезненных потерь, понесенных Петроградским университетом, был отъезд за рубеж Н. В. Ястребова.
Николай Владимирович Ястребов (1869-1923) по окончании в 1895 г. Петербургского университета был оставлен для приготовл¬ния к профессорскому званию на кафедре славяноведения (и, что стоит отметить, специально по истории славянства). За время двух¬годичной командировки он побывал в разных западно- и южнославянских землях, изучал историю в Вене, Мюнхене, работал в архивах и библиотеках Праги. С 1902 г. приват-доцент, а с 1914 г. — экстраординарный профессор Петербургского университета, Ястребов вел как общие курсы по истории южных и западных славян, так и ряд специальных дисциплин. Основные его научные интересы были связаны с историей Чехии. Отмечая его заслуги в этой области, Чешское общество наук в 1910 г. избрало Н. В. Ястребова своим членом-корреспондентом. Покинув Советскую Россию в 1919 г., он обосновался в Праге, став с 1920 г. профессором истории славян Карлова университета.
Произошедшие в первые годы советской власти изменения в стране не могли не отразиться на дальнейшей судьбе отечественной славистики. В частности, на ней болезненно сказалось печально знаменитое «академическое дело». Рубеж 1920-1930-х гг. в этом смысле отличается крайней противоречивостью. С одной стороны, в начале 1930-х гг. в Ленинграде был создан Институт славяноведения во главе с «красным» академиком Н. С. Державиным. С другой стороны, с 1931 г. были закрыты не только специальные славистические кафедры, но и гуманитарные факультеты во многих университетах.
В 1933-1934 гг. уже набирает силу «дело славистов», по которому были привлечены многие видные слависты Москвы и Ленинграда— как филологи, так и и историки. Среди них были сотрудники Института славяноведения В. В. Дроздовский, академик В. Н. Перетц и др. Во второй половине 30-х гг. жертвами репрессий стали десятки ученых — одни из них погибли в тюрьмах и ссылке, другие были расстреляны (среди последних — В. Н. Бенешевич, один из крупнейших ленинградских историков-славистов).
Но славистика, несмотря ни на что, продолжала существовать, в том числе и в стенах Ленинградского университета, где в 1934 г. был создан исторический факультет. В 1937 г. произошло слияние ЛИФЛИ (Ленинградский институт философии, лингвисти¬ки и истории, существовавший с начала 1930-х гг.) с историческим и филологическим факультетами. Однако в рамках истфака ЛГУ тогда не нашлось места для специальной славянской кафедры, несмотря на то что в конце 1930-х возрастает интерес к славяноведению (например, в Московском государственном университете в 1939 г. была создана кафедра истории южных и западных славян).
Так или иначе, но многие преподаватели исторического факультета ЛГУ обращались к славянской тематике. К примеру, М. В. Левченко, профессор кафедры истории Средних веков, в своей «Истории Византии» (М.; Л., 1940) рассматривал «важный и спорный вопрос о значении славянских завоеваний на Балканах». Во втором издании I тома университетского учебника «История средних веков» (М., 1941) профессор О. Л. Вайнштейн написал раздел о южных славянах. Под руководством Вайнштейна аспирант Г. И. Иодко защитил кандидатскую диссертацию на тему «Немецкая колонизация в Силезию в XIII и XIV вв.» —превосходное для своего времени исследование. Иодко был зачислен в штат исторического факультета — и погиб в блокадном Ленинграде.
Славянская тематика приобрела особое звучание с началом Великой Отечественной войны. В августе 1941 г. Ученый совет ЛГУ вынес постановление открыть на историческом факультете кафедру истории славянских народов. Заведующим был назначен академик Н. С. Державин.
Однако никаких других следов этой кафедры не сохранилось — судя по всему, решение осталось лишь на бумаге.
Славяноведение, хотя и медленно, возвращало свои позиции в наших университетских стенах и в тяжелую годину. В учебный план эвакуированного в Саратов исторического факультета был в 1943 г. включен курс истории южных и западных славян. Первую часть читала доцент кафедры истории Средних веков О. Е. Иванова (специалист по аграрной истории Польши), вторую, т.е. историю Нового и Новейшего времени, — У. А. Шустер (который успел в свое время закончить аспирантуру недолго существовавшего Института славяноведения и еще в 30-х годах писал на польскую тематику, иногда в соавторстве с М. В. Джервисом).
Не будучи организационно оформлено в виде специальной кафедры, славяноведение продолжало развиваться на нашем факультете и в послевоенные годы. Сложные, порой драматические процессы, происходившие в странах, как тогда было принято выражаться, народной демократии, естественным образом обостряли интерес к настоящему и прошлому народов Польши, Югославии, Чехословакии и других государств Центральной и Юго-Восточной Европы.
Материалы из истории южных и западных славян занимали определенное место в лекциях и исследованиях В. В. Мавродина, С. Б. Окуня и других ведущих профессоров истфака. В печатной продукции нашего факультета тех лет славянская проблематика нередко рассматривалась в общеевропейском контексте. Примером здесь могут служить монографические исследования О. Л. Вайнштейна и В. Г. Ревуненкова.
Изданная Госполитиздатом в 1947 г. книга Вайнштейна «Россия и 30-летняя война 1618-1648 гг.: Очерки из истории внешней политики Московского государства в первой половине XVII в.» практически целиком была посвящена русско-польским отношениям и их воздействию на ход Тридцатилетней войны, в которой ни Россия, ни Речь Посполитая напрямую не участвовали.
Комплексный характер носила и защищенная в 1951 г. на Ученом совете нашего факультета докторская диссертация В. Г. Ревуненкова «Польский вопрос и дипломатическая борьба в Европе в конце 50-х и начале 60-х годов XIX в.». На основе дис¬сертации автором позднее была выпущена в Издательстве Ленинградского университета монография «Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия» (Л., 1957).
Аналогичным образом славянская проблематика была в той или иной мере представлена во многих кандидатских диссерта¬циях, выполненных на кафедрах истории СССР, Средних веков, Нового и Новейшего времени. В равной мере и к русистике, и к славистике относилась, например, работа аспиранта кафедры ис¬тории СССР А. Л. Гольдберга «Юрий Крижанич и русская действительность XVII в.». Еще ранее, в 1949 г., выступив с большой статьей «Историческая наука о Юрии Крижаниче» (Сборник студенческих работ. Вып. I // Ученые записки ЛГУ. 1949. № 117), ученик В. В. Мавродина в своей диссертации показал беспочвенность распространенного представления о Крижаниче, этом своеобразном ревнителе всеславянского единения, хорвате-просветителе XVII в., как о злонамеренном агенте Ватикана и враге России. В дальнейшем, работая в Публичной библиотеке, А. Л. Гольдберг продолжил занятия темой и внес существенный вклад в дело научной публикации литературного наследия Юрия Крижанича.
Впервые вводимые в научный оборот рукописные материалы были привлечены Т. Н. Копреевой, окончившей в 1940 г. исторический факультет ЛГУ по кафедре истории СССР и — в послевоенные годы — аспирантуру по той же кафедре, в кандидатской диссертации «Русско-польские отношения во второй половине XVII в.» (1952).
Примерно в то же время, в 1953 г., после успешного окончания аспирантуры по кафедре истории Средних веков на нашем факультете защитил кандидатскую диссертацию «Аграрные отношения в Чехии и Моравии с середины XV до начала XVII в.: К вопросу о социально-экономических предпосылках Белой Горы» В. М. Алексеев. Будучи вначале медиевистом, Алексеев, одаренный исследователь, которого всегда отличал неординарный подход к решению научных проблем, позднее стал заниматься новейшей историей стран Центральной и Восточной Европы. Его живейший интерес всегда вызывали самые дискуссионные вопросы, потому большая часть написанного им не увидела свет при жизни автора. Лишь в 1990-е гг. вышли три книги В. М. Алексеева: «Венгрия-56: Прорыв цепи» (М., 1996), «Варшавского гетто больше не существует» (М., 1998) и «Варшавское восстание» (СПб., 1999).
В 1950-е гг. в занятиях славистикой внимание, что вполне понятно, концентрировалось на явлениях и процессах новейшей истории. Вернувшись из армии и закончив в 1948 г. Университет по кафедре истории Средних веков, С. М. Стецкевич перешел в аспирантуру по новой и новейшей истории, тема его кандидатской диссертации — «Рабочее движение в Варшаве в период подъема революции 1905-1907 гг.» (1951). Впоследствии в докторской диссертации Стецкевич продолжил исследование темы.— «Рабочее движение в Польше в 1918-1919 гг.» (1968). Спустя примерно десятилетие в монографии «Социалистические страны Европы» (М., 1977) С. М. Стецкевич обобщил обширный материал по новейшей истории славянских и других стран народной демократии.
Г. И. Копанев — выпускник исторического факультета 1951 г. и аспирант кафедры истории КПСС — избрал темой диссертации «Борьбу Польской объединенной рабочей партии за социалистическое преобразование сельского хозяйства». Защита прошла в 1954 г. вполне успешно, хотя, само собой разумеется, работа на такую сиюминутную тему не могла подняться выше пересказа партийно-правительственных постановлений и газетных статей.
В этот же период (во второй половине 1940-х — начале 1950-х гг.) на факультете складывается небольшая, но активно работающая группа, так сказать, профессиональных славяноведов. Так, в центре научных интересов В. Н. Белановского находилась послевоенная история Болгарии. У. А. Шустера привлекала польская проблематика XX в. Г. П. Чеканова была ориентирована на занятия новой историей Чехии. О. Е. Иванова продолжала исследования по аграрной истории позднефеодальной Польши. Вскоре к ним присоединились В. И. Ивашкевич, в 1952 г. защитившая кандидатскую диссертацию «Расстановка классовых сил в Польше в период восстания 1794 года», и В. А. Якубский, который в том же году окончил Университет по кафедре истории Средних веков. Якубский защитил кандидатскую диссертацию «Промышленное развитие Краковской земли с конца XV и до середины XVII в.» (1958). В дальнейшем его исследовательский интерес на протяжении многих лет был сосредоточен на аграрной истории Польши.
Университетские слависты поддерживали тесные связи с сектором всеобщей истории Ленинградского отделения Института истории АН СССР (куда в скором времени и перешел У. А. Шустер), с московским Институтом славяноведения АН СССР, где на рубеже 1940-1950-х гг. развернулась работа над многотомным страноведческим циклом — «Историей Польши», «Историей Болгарии» и др. О. Е. Иванова и В. Н. Белановский выступили соавторами этих фундаментальных изданий.
Об уровне тогдашней славистики исторического факультета из¬вестное представление способно дать выпущенное в Учебно-педагогическом издательстве пособие для учителей, авторами которого стали: В. Н. Белановский, В. И. Ивашкевич, О. Е. Иванова, С. М. Стецкевич, Г. П. Чеканова, В. А. Якубский («Очерки истории южных и западных славян. Л., 1957»). Из всего этого авторского коллектива не работал тогда на факультете один Стецкевич. Впрочем, очень скоро, после ухода с кафедры Нового и Новейшего времени Ивашкевич и Чекановой, Станислав Михайлович вернулся на родную кафедру.
С развертыванием на факультете славистических штудий воз¬никла надобность в придании им организационного статуса. В конце 1950-х гг. решением Ученого совета факультета был создан межкафедральный сектор истории южных и западных славян. Его возглавил доцент кафедры новой и новейшей истории В. Н. Белановский (после кончины которого данные функции перейдут к С. М. Стецкевичу). Бессменным секретарем сектора являлась Л. А. Маркарянц.
По мере того как росло число студентов, писавших курсовые и дипломные работы на славянскую тематику, и кандидатских диссертаций, выполнявшихся под руководством членов сектора, встал вопрос о создании на базе сектора специализации по истории славян. Создана она была в начале 1960-х гг. Ее учебный план не копировал московский образец: по сравнению с кафедрой истории южных и западных славян МГУ больше внимания уделялось вспомогательным историческим дисциплинам, источниковедению, историографии.
Ленинградские слависты не остались в стороне от развернувшейся в 60-х годах дискуссии относительно содержания университетского общего курса истории южных и западных славян. Говоря о том, какие принципы отбора здесь предпочтительнее, С. М. Стецкевич и В. А. Якубский
в своих выступлениях на всесоюзной конференции историков-славистов и в тогда же опубликованной статье «К вопросу о преподавании истории славян в высшей школе» («Советское славяноведение». 1969. № 6) предлагали не ограничиваться ориентацией на языковое родство славянских народов. Этот подход, унаследованный исторической славистикой от филологов — основоположников славяноведения, на деле мешает выявлению стадиально-типологических особенностей того региона, к которому принадлежат чехи, болгары и другие южно- и западно-славянские народы.
Дополнительным аргументом в пользу того, чтобы включить в курс историю Венгрии, Румынии, Албании, служила — вполне в духе того времени — ссылка на принадлежность этих стран к так называемому социалистическому лагерю. Подобная перестройка на нашем факультете была осуществлена, хотя, надо признать, расширение лекционного курса осталось довольно формальным. Вырази¬лось оно главным образом во введении в лекции более развернутых характеристик общерегиональных социально-экономических и политических процессов.
Продолжение дискуссии относится к середине 1970-х гг. К тому времени получило распространение убеждение, что было бы целесообразно введение в университетах курса, который бы охватил все зарубежные социалистические государства. В Киеве был предпринят такого рода эксперимент. На очередной конференции историков-славистов, собравшейся в Харькове в 1974 г., Э. И. Легуров, С. М. Стецкевич, В. А. Якубский решительно выступили против та¬кой на первый взгляд привлекательной, но по существу антиисторичной идеи (их доклад «Основные принципы построения курса истории социалистических славянских и балканских стран» был напечатан в «Вестнике ЛГУ», 1974, № 14).
Члены славянского сектора принимали деятельное участие в ра¬боте регулярно проходивших Межреспубликанских симпозиумов по аграрной истории Восточной Европы, научных конференций, организуемых Институтом славяноведения и балканистики АН СССР, и т. д. Они участвовали в подготовке таких академических изданий, как «История крестьянства в Европе: Эпоха феодализма» (М., 1986. Т. 2, 3), «Краткая история Польши: с древнейших времен до наших дней» (М., 1993) и «История Европы» (М., 1993. Т. 3).
Выпускники и аспиранты факультета способствовали развертыванию славяноведческих штудий в Новосибирске (В. Л. Глебов), Петрозаводске (З. Е. Иванова), Самаре (В. В. Кутявин), Йошкар-Оле (В. М. Новик), Кемерово (А. П. Батурин). Аспирантуру истфака прошли ряд славистов — сотрудников Варшавского, Софийского, Бухарестского, Берлинского университетов.
Своего рода индикатором успехов славистики в нашем городе стало создание в 1976 г. Ленинградского отделения Научного совета АН по комплексным проблемам славяноведения и балканистики. Возглавил его известный ленинградский историк и этнограф — выпускник ЛГУ, свою кандидатскую диссертацию защитивший на нашем факультете, профессор А. С. Мыльников, числившийся в те годы «ленинградским сотрудником Института славяноведения АН СССР».
По ряду причин в 1990-е гг., в особенности после смерти про¬фессора С. М. Стецкевича в 1994 г., славистические занятия на историческом факультете отошли на задний план. Наглядным проявлением этого явился перевод лекционного курса по истории сла¬вянских и балканских стран из числа обязательных дисциплин в разряд факультативных. Между тем процессы, происходившие как в Центральной и Юго-Восточной Европе, так и на территории бывшего Советского Союза, нуждались в осмыслении и освещении в учебном процессе. Этой потребностью и было обусловлено открытие в 2002 г. на историческом факультете СПбГУ кафедры истории славянских и балканских стран.
Источник: Аржакова Л. М. Кафедра истории славянских и балканских стран // Исторический факультет Санкт-Петербургского университета. 1934 – 2004: Очерк истории / Отв. ред. А. Ю. Дворниченко. СПб., 2004. С. 262-272.