Основными источниками исторического изучения эмоций, принято считать так называемые эго-документы, особенностью которых является их выраженный личный характер, однако сегодня история эмоций обращается к разным видам исторических источников. По этой причине нами использовались нормативно-правовые, делопроизводственные документы, материалы личного происхождения (служебные автобиографии, фотодокументы, фонодокументы), материалы устной истории (интервью с коллегами и родственниками).
В рамках исследования был изучен комплекс материалов из архивов и музеев Санкт-Петербурга и Москвы (Центрального государственного архива Санкт-Петербурга, Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга, Центрального государственного архива кино-фото-фонодокументов Санкт-Петербурга, Российского государственного архива фонодокументов, Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива социально-политической истории, Государственного музея политической истории России, Музея Ижорских заводов и др.)
В рамках реализации проекта была организована и проведена серия интервью с родственниками советских и партийных руководящих работников 1940-х – 1950-х годов:
1.1 интервью 8 августа 2018 г. с Михеевым Георгием Филипповичем, сыном Михеева Филиппа Егоровича (управляющего делами Ленинградских обкома и горкома ВКП(б) в 1941-1949 гг.);
1.2 интервью 19 октября 2018 г. с Эллой Ильиничной Харитоновой, дочерью Ильи Степановича Харитонова (председателя Ленинградского областного исполнительного комитета в 1946-1948 гг.);
1.3 интервью 27 октября 2018 г. с Натальей Петровной Сивцовой, дочерью Петра Георгиевича Лазутина (председателя Ленинградского городского исполнительного комитета в 1946-1949 гг.).
1.4. интервью 14 ноября 2019 г. с Сергеем Михайловичем Таировым, сыном бывшего Михаила Алексеевича Таирова (заместителя председателя Леноблисполкома во второй половине 1940-х и в 1960-е годы).
1.5. интервью 26 ноября 2019 с Владимиром Сергеевичем Микояном, внуком Анастаса Ивановича Микояна и Алексея Александровича Кузнецова.
В процессе анализа служебной повседневности советской элиты 1945-1950 гг. чаще всего обнаруживались следующие виды эмоций: праксические – вызванные успешностью или неуспешностью деятельности, любование результатами своего труда; коммуникативные - обусловленные служебным общением, обожание кого-либо; глорические – связанные с потребностью в самоутверждении и признании, чувство уязвленного самолюбия. Одной из главных эмоций служебной повседневности советской элиты после «Ленинградского дела» стал страх. В реалиях позднего сталинизма новые руководящие кадры больше всего боялись не оправдать оказанное доверие, не справиться с порученным участком работы, потерять должность, быть исключенным из партии, боялись за свою жизнь и благополучие семьи. Страх в служебной повседневности оказался неразрывно связан с другим чувством – преданностью вождю. Она носила обязательный и декларативный характер: ни одно официальное выступление не обходилось без патетического упоминания имени И. В. Сталина и его роли в судьбе Ленинграда. Эта преданность представляла собой симбиоз пиитета и страха утратить политическое доверие вождя, лишиться своей принадлежности к кругу избранных.
В бытовой сфере преобладающими для советской элиты оказались: альтруистические эмоции, возникающие на основе потребности в содействии, помощи, покровительство другим людям; коммуникативные эмоции – вызванные потребностью в общении с близкими; гедонистические эмоции - вязанные с удовлетворением потребности в телесном и душевном комфорте.
В процессе исследования были выявлены ключевые нормы и практики служебного поведения советской элиты. Одними из главных неписаных сталинских норм были внешняя скромность и аскетизм советского лидера. Возникновение данной нормы было связано с образом жизни самого И.В. Сталина, не одобрявшего бытовые излишества. Данная норма носила скорее декларативный характер, ведь советские и партийные работники получали от государства значительные преференции, позволявшие им и их семьям жить гораздо более благополучно, по сравнению с рядовыми членами советского общества: просторные квартиры и уютные дачи, обставленные добротной казенной мебелью, особое продовольственное снабжение, качественное медицинское обслуживание.
Следование общепринятым в СССР правилам служебного поведения представляло собой некий стандарт, ожидаемый от исполнения данной социальной роли, а потому такая деятельность могла носить как частично показной характер (любовь к вождю, служебный энтузиазм), так и вполне искренний (любовь к социалистической Родине, к Ленинграду, к Жданову, к близким). Низшие чувства в служебной повседневности советской элиты с наибольшей очевидностью проявились в период фабрикации «Ленинградского дела», основными из которых стали страх быть исключенным из партии, страх потерять должность и работу, страх за себя и свою семью, вина, антипатия к прежним коллегам, следствием чего стали трусость и предательство….